freedom never greater than its owner
у тебя белые, почти прозрачные руки с веточками сухожилий,
веревочками осторожных вен и краской под ногтями.
я баюкаю их глазами, как ветер в пруду может гладить затишье лилий,
как ласкают двойное теченье кожей и простынями.
такой же белый, как твои руки, снег осыпается сейчас в переулках,
затягивает мягкостью поволоки глаза фонарям;
я знаю, что ты хранишь в потаенных сердечных своих шкатулках
и как любишь, когда я пальцем веду по ладонным краям.
когда у меня не хватает бумаги, я начинаю писать по запястью,
и каждая буква тогда превращается в пульс;
если синий букет твоих глаз улыбнется, я буду реветь от счастья -
безразличия на твоем лице я ужасно боюсь.
еще у тебя мягкие морщинки в уголках глаз и россыпь веснушек,
я люблю прикасаться губами к каждой из них;
в твоем доме я выучил каждую стену и каждую надпись у кружек,
и люблю слушать сердце твое, отправляясь в страну слепых.
и когда вдруг к моей щеке прислоняется в сонном уюте твоя щека,
или если на кухне вскипает чайник, и ты идешь заварить нам чай,
знаешь, в этом нежности больше, чем в выпитой чашке какао после дождя,
это будто бы снова вместе садиться, стесняясь, в последний трамвай.
…и я не знаю, что будет с нами лет через тридцать-сорок,
что мы будем хотеть, для кого говорить и о чем мечтать,
но послушай, я не найду для себя отговорок,
чтобы белые руки с отметиной красок любить перестать.
веревочками осторожных вен и краской под ногтями.
я баюкаю их глазами, как ветер в пруду может гладить затишье лилий,
как ласкают двойное теченье кожей и простынями.
такой же белый, как твои руки, снег осыпается сейчас в переулках,
затягивает мягкостью поволоки глаза фонарям;
я знаю, что ты хранишь в потаенных сердечных своих шкатулках
и как любишь, когда я пальцем веду по ладонным краям.
когда у меня не хватает бумаги, я начинаю писать по запястью,
и каждая буква тогда превращается в пульс;
если синий букет твоих глаз улыбнется, я буду реветь от счастья -
безразличия на твоем лице я ужасно боюсь.
еще у тебя мягкие морщинки в уголках глаз и россыпь веснушек,
я люблю прикасаться губами к каждой из них;
в твоем доме я выучил каждую стену и каждую надпись у кружек,
и люблю слушать сердце твое, отправляясь в страну слепых.
и когда вдруг к моей щеке прислоняется в сонном уюте твоя щека,
или если на кухне вскипает чайник, и ты идешь заварить нам чай,
знаешь, в этом нежности больше, чем в выпитой чашке какао после дождя,
это будто бы снова вместе садиться, стесняясь, в последний трамвай.
…и я не знаю, что будет с нами лет через тридцать-сорок,
что мы будем хотеть, для кого говорить и о чем мечтать,
но послушай, я не найду для себя отговорок,
чтобы белые руки с отметиной красок любить перестать.