Молодого человека звали Рауль. Был он студентом литинститута, писал стихи по ночам и прозу по утрам, старательно прогуливал творческие семинары, ибо они душили в нем свободу того самого творчества, и в последнюю ночь перед экзаменом, как истинный студент, учил билеты.
Вопрос о том, почему он Рауль? Ну, может, маме с папой так в голову стукнуло ребенка назвать. Может псевдоним у него такой был, писатель все-таки, поэт. В общем, не стоит особо озадачиваться. Да и к образу имя очень шло к тому же – ну представьте себе длинноволосого юношу в очках, белой рубашке и джинсах-клеш, вечно что-то пишет в блокноте, носится всюду с томиком поэтов-символистов… Типаж умиляет – Владимир Соловьев соловьем бы заливался на такого, уж простите дурацкий каламбур. И все-то вроде было у начинающего поэта – потоки мыслей, интеллект, начитанность, любовь к Слову – а музы не было. Ну как, что ж вы как маленькие, право слово. Муза – это же не хухры-мухры. Это сложно и ответственно. Вот, нате, поэт – хоть сто пядей во лбу поэт, а куда ж он без музы, без вдохновения-то? Особенно с замашками символиста. Ладно б, писал он реализм какой про расчлененку и половые органы. Хотя и на такое, вероятно, свои особые музы имеются. Но Рауль писал стихи про другие вещи – любовь опять же, свет, весна и прочие зеленые чувственности. И вот вдохновленности, живости-то ему и не хватало. Вроде ведь неплохо писал, а – не то. Не дотягивает. Короче, плохо без музы.
А собственно, что же Муза? Отсюда начнем писать ее с большой буквы, ибо не просто звание и должность, но некое эфемерное имя. Музы, они же как. Учатся тоже в специальных местах у себя там, в облачных атмосферах. Институт МУЗыкальный заканчивают. Предметы проходят специализированные – вдохновение, конечно, обаяние, игра на инструментах каких музыкальных (арфа как классическая версия, гитарка, флейта там или рояль, для продвинутых). Основы литературоведения, живописи и прочих творческих наук – надо же знать, на что вдохновляешь подопечного. С третьего курса даже разделение начинается по факультетам этих самых наук творческих– профориентация как бы. Практику проходят, засылаются батальонами девичьими в университеты, порхать над плечами у будущих деятелей искусства. Иногда прямо во время практики сразу их оставляют за особо перспективными даже. В общем, налаженное дело.
Итак, как вы уже, наверное, догадываетесь, одну такую вот Музу и закрепили в чудесный весенний день за юным нашим героем – за Раулем.
С утра Рауль оделся, выпил стакан апельсинового сока, погладил большого толстого кота и вышел на весенний проспект. Тут-то на плечо ему и спланировала совершеннейше очаровательная Муза – легкая, воздушная, в льняном платьишке в полосочку, в руках тамбуринчик. Никаких тебе арф, роялей, скрипок. Ну не нравились они нашей дивной Музе, зато по тарелочкам-барабанчикам постучать – милое дело. С другой стороны, вызывает у меня сомнение – а как с тем же роялем сидеть на плече? Лира, скрипка – это понятно, а вот рояль… А тамбурин что – не ударная же установка со всеми примочками! Взял в руку и тряси себе, постукивай об соседнюю ладошку или ногу. В общем, Рауль, внезапно ощутив, как в душе что-то резко запело, правда, с какими-то странноватыми мотивами – дребезжаще-стучащими – вдохновлено направился в институт. Руки начали чесаться что-нибудь срочно сотворить, в голове запорхали образы будущих гениальных сочинений. Вдохновение пришло!
А надо сказать, Муза Раулю действительно попалась интересная. Итак, во-первых пристрастие к ударным инструментам. Вы когда-нибудь пытались слушать соседа-ударника до трех ночи. Нет? И не советую. Застрелитесь. Ну, или застрелите соседа, смотря, что проще окажется. Во-вторых, очаровательная девушка, даром, что была маленькая и худенькая, как полагается всем Музам, очень любила вкусно покушать. И не абы чего, а тортики пожевать, пироженки там, шоколадки, рисом сладким похрустеть, погрызть печеньки, вафельки…Хороший такой набор для юной сладкоежки. Музы вообще не едят, они воздухом питаются, творческими эманациями. А эта нет, пристрастилась к вкусненькому. В общем, когда на вытащенный блокнот Рауля – юноша честно попытался, сев в автобус, записать все, что куролесило в голове – посыпались какие-то крошки, наш герой, мягко говоря, прибалдел от такого поворота событий, посмотрел направо и чуть не рухнул. На плече сидела милейшая голубоглазая девушка с двумя пушистыми хвостиками на голове, радостно помахивала тамбурином, а второй рукой запихивала в рот вафлю с шоколадом, стряхивая крошки с платьишка аккурат на блокнот Раулю.
- Вы, простите, кто? – Рауль был очень воспитанный и интеллигентный юноша. Вместо того, чтобы бежать в поликлинику на прием к психиатору, он решил пообщаться с неожиданной гостьей.
Муза чуть вафлей не поперхнулась. Да как же так! Она же эфемерное создание! Музы на то и существуют, чтобы их никто не видел, но вовсю ощущал на себе их благотворное влияние. А тут – здрасьте, приехали – этот миловидный мальчик ее заметил, и не просто заметил, а еще и с вопросами теперь обращается.
- М… - таки проглотив, наконец, вафлю, девушка стала судорожно соображать, что ответить. – Милый мой поэт, как бы вам так объяснить… - а, чего уж там, - я ваша Муза.
Рауль был взращен на серебряном веке. Поэзия Блока, Белого и Мандельштама настолько прочно сидела в его сознании, что поверить, будто на свете существуют вполне себе настоящие, живые музы, ему было гораздо легче и проще, чем в то, что где-то в Японии, скажем, роботы умеют рисовать.
- А вы…вы настоящая? – посомневаться стоило хотя бы ради приличия.
Вместо ответа Муза ущипнула его за плечо маленькими, но цепкими пальчиками.
- Ай! – Рауль дернулся и с еще большим интересом уставился на собственное вдохновение. – А почему же я вас раньше не замечал?
- А раньше меня и не было. Только сегодня по распределению отправили поискать себе какого-нибудь начинающего поэта.
- Так вы меня сами выбрали? – юноша расплылся в легкой улыбке.
- Ну.. – Муза едва заметно вдруг покраснела. – Выбрала. Мне показалось интересным то, что вы пишете тут изредка. Но вообще вы не должны были меня замечать. Это в принципе даже невозможно по всем нашим музьим законам. Люди нас не видят, только чувствуют.
Рауль скорчил недоумевающее лицо. Мол, ничего не знаю, но все прекрасно я вижу – девушка, платьишко, вафли, тамбурин…
- А тамбурин почему? – ляпнул он вдруг.
Муза весело помахала своим музыкальным инструментом, тот радостно зазвенел.
- Нравится просто. Вас что, не устраивает что-то? Скажите спасибо, что у меня не рояль. А с тамбуринчиком хорошо, он звенит так весело…
- Звенит, - подтвердил Рауль, у которого как раз от тамбуриновых звуков у самого в ухе уже зазвенело. – А вообще что теперь делать-то? Это как, очень плохо, что я вас вижу?
- Это вообще единичный случай. Я право слово, теряюсь даже, хорошо оно или плохо. Но раз уж так вышло, придется жить так. У меня, между прочим, практика, за которую хочется получить зачет и хорошую оценку.
- Практика?
- Ну да. Я ж еще учусь. Третий курс МУЗыкального института. Практику прохожу, на вас.
- А, - Рауль хотел сказать что-то еще и замолчал, в попытке переварить обрушившуюся на него информацию.
- Ничего, справимся! Будете у меня писать такие поэмы, что закачаться можно! Взрастим из вас Поэта, а из меня настоящую Музу, дипломированную.
И Муза радостно откусила здоровенный кусок вафли. Рауль задумчиво молчал, а тем временем пришла пора выходить из автобуса и бежать на занятия. Солнце радостно моргало весенними лучами, в воздухе разливались влюбленные эманации, свойственные для этого времени года, а на плече сидела Муза и, судя по всему, пропадать никуда не собиралась и уже доставала из ниоткуда большую плитку молочного шоколада.
- Вперед-вперед! - подбодрила она Рауля. – На поэтические подвиги!
Под шоколадный хруст и звон тамбурина наш герой переступил, наконец, порог своей alma mater.
продолжение следует...